и катись бутылкой по автостраде,
оглушенной, пластиковой, простой.
посидели час, разошлись не глядя,
никаких «останься» или «постой»;
у меня ночной, пятьдесят шестой.
подвези меня до вокзала, дядя,
ты же едешь совсем пустой.
то, к чему труднее всего привыкнуть -
я одна, как смертник или рыбак.
я однее тех, кто лежит, застигнут
холодом на улице: я слабак.
я однее всех пьяниц и всех собак.
ты умеешь так безнадежно хмыкнуть,
что, похоже, дело мое табак.
я бы не уходила. я бы сидела, терла
ободок стакана или кольцо
и глядела в шею, ключицу, горло,
ворот майки — но не в лицо.
вот бы разом выдохнуть эти сверла -
сто одно проклятое сверлецо
с карандашный грифель, язык кинжала
(желобок на лезвии — как игла),
чтобы я счастливая побежала,
как он довезет меня до угла,
а не глухота, тошнота и мгла.
страшно хочется, чтоб она тебя обожала,
баловала и берегла.
и напомни мне, чтоб я больше не приезжала.
чтобы я действительно не смогла.